на главную

 
 
 
 
 

OOЭдит Пиаф — королева песни. Сотни французских знаменитостей пели до нее, еще взойдут сотни новых звезд на темном фоне парижского неба, но Эдит родилась неповторимой. Тяжелое детство, нищета и болезни выпали ей на долю. Но в этом маленьком, хрупком и неказистом теле жил огромный талант и голос мощного диапазона. В личной жизни Эдит не везло: она всегда страдала от одиночества, она всегда мечтала о счастье, и эта мечта выливалась в песне.

Наталья Кончаловская

 
 
 
 
 
 
ГИМН ЛЮБВИ
Рассказывает Анри Спад, французский телережиссер

OOКогда я думаю об Эдит Пиаф, я прежде всего слышу ее смех и вижу ее руки. Скользя по черному платью, ее руки как бы касались клавишей невидимого аккордеона. Или поднимались к щеке, находя там теплоту ласки любимого, о котором говорилось в песне. Или обрисовывали в воздухе контур дорогого лица, увлекали любимого в нежном танце «Жизнь в розовом свете». Луч прожектора, освещавший одинокую Пиаф на огромной темной сцене, становился все уже и, наконец, останавливался на ее лице, преображенном любовью.

 

 

OOЭта маленькая фигурка, сутулая и слегка искривленная, выходившая на сцену робко, угловато, напряженной походкой, приковывала к себе взоры тысячной толпы, трепещущей, молчаливой, взволнованной еще до того, как начинал звучать ее голос, голос необъятный, одновременно глубокий и жалобный.

 
 

OOСвершалось чудо. Это было именно чудо, когда хрупкое тело на глазах становилось сильным, когда голос, порой вибрирующий, находил верный тон, чтобы проникнуть в тысячи наших сердец, слившихся в единое сердце, которое вдруг начинало биться в одном ритме с сердцем Эдит.

OOА смех Пиаф… Он наполнял ее дом, он летал вокруг стола от друга к другу; иногда летал до рассвета, потому что Эдит растягивала вечер, отдаляя минуту прощанья — она боялась остаться одна; и своим громким смехом на самых низких нотах голоса смеялась, откидываясь на стуле — она будто старалась удержать присутствующих как можно дольше.

 
 

OOКогда она не работала или выздоравливала после болезни, приятели собирались в ее комнате и, расположившись вокруг кровати, смеялись вместе с ней.
OOОна любила жизнь и других больше, чем себя, хотя была прозорлива, а иногда и жестока. Она могла привязаться к вам сразу и навсегда, если вы доставили хоть малейшее удовольствие тому, кого она любила. Было истинным удовольствием слушать, как она говорила о каком-нибудь молодом актере, почти неизвестном, но в которого она верила: «Как он хорош, этот парень, не так ли?»

 
 

OOОна многое давала другим. Или, точнее, она щедро раздавала другим то, что прежде получила сама.
OOВ жизни Пиаф было две эпохи. Первая, короткая, относится к довоенному времени, когда Эдит называли «малышка Пиаф». Ее открыли, когда она пела на улице, похожая на парижского воробья: вымокнув под дождем, он садится на окна домов, где тепло, выпрашивает крошку хлеба — и все-таки чирикает. Эти воробьи — маленькие братья Гавроша, который называл их на своем арго «пиаф». Отсюда и произошло сценическое имя Эдит Джованны Гассьон, дочери бедного клоуна-акробата, родившейся на улице около автобусной остановки.

 
 

OOВ эту первую эпоху она училась. И не только своему ремеслу. Не будем говорить о жизни, жестокой и слишком рано ею познанной. Вспомним о воспитании духа, интеллекта, о приобретении некоторых культурных навыков — в этом ее гидом был Раймонд Ассо, автор ее первых песен, принесших ей успех.